Опять цурюк, и рваный стук под клифтом made in Sweden.
Плацкарта, чемодан, вокзал – ну, здравствуй, отчий дом.
Осла на живодерню, друг. Мы никуда не едем.
А в новостях один сказал, что даже не идём.

Впрягай-ка, мать, диван-кровать. Спасибо за надежду.
Хватило и яиц в седле и крепости руки,
Чтоб сотню копий изломать, но, так же как и прежде,
Протухший ветер по земле метут их ветряки.

В нём пот казарм, и мыло шлюх, и вонь дешевой ханки,
И что-то там от «Хьюго Босс» с оттягом в анашу.
И стоя на обеих двух, и лёжа на гражданке,
Я им полжизни как насос без продыху дышу.

Наступит день и за спиной оставив эту сцену,
Согласно божьему листу сценарному опять
Падёт комический герой, отравлен эстрогеном,
В объятья той, чью красоту без рюмки не объять.

И будет счастлив тыщу лет, одышливо синея.
Но всё-таки, пока зудит разбитое плечо,
Храни в лэптопе мой портрет, святая Дульсинея,
А я попробую ещё. Попробую ещё.